Великая Отечественная:
взгляд из XXI века

С первой же нашей встречи между мной и Филимоновым завязалась, если можно так выразиться, психологическая борьба. Я был для него внутренне непризнанным начальником, а он — невоспринимаемым мной подчиненным. По-мирному у нас никак не ладилось, я был с ним более официальным, чем с другими командирами, и никогда не шутил, как это иногда позволял себе, например, с командиром третьей роты Севрюковым, бывшим бухгалтером. «Ну, Севрюков, баланс подвел?» — спрашивал я его вместо «сделано ли?», «выполнено ли?». Стоя навытяжку, широко улыбаясь, он часто отвечал: «Никак не балансируется, товарищ комбат». Или радостно докладывал: «Копейка в копейку, баланс подведен».

Севрюков часто употреблял бухгалтерские термины: «актив», «пассив», «дебет», «кредит», «предъявим счет», «спишем со счета» и так далее.

Ефим Филимонов был недоволен собой и недоволен другими. Мои мирные попытки сработаться с ним не увенчались успехом, и когда он начинал бросать реплики и вступать в пререкания, приходилось, чтобы не заразить этой инфекцией других подчиненных мне командиров и политработников, публично пресекать его выступления резкими словами, вроде: «Лейтенант Филимонов, потрудитесь молчать, когда я говорю!», «Лейтенант Филимонов, встаньте! С вами разговаривает начальник!», «Лейтенант Филимонов, не рассуждать! Повторите приказание!» Он багровел от гнева, но, соблюдая воинскую дисциплину, умолкая, стоял навытяжку, повторял приказание, однако не покорялся.

Я решил открыть ему глаза на его недостатки: приходил в его роту на занятия и присутствовал часами. Отозвав его в сторону, задавал ему вопросы: «Как это должно быть по уставу?» Поймав его на неверных трактовках, строго упрекал: «Вы не читаете и не изучаете уставы, поэтому не знаете их! Вы ведь людей калечите!»

На маршах я посылал его в ГПЗ далеко вперед по неизученному маршруту, со всякими изломами азимутов, начертив их на топографической карте или на схеме. Когда он уклонялся от заданного направления в сторону (что случалось часто), я на коне догонял его, останавливал, заставлял ориентироваться, сличать карту с местностью...

На тактических учениях предоставлял ему первому слово: уяснить задачу, оценить обстановку, принять решение. К моему удивлению, он не различал эти три понятия и всегда сразу принимал путаное и необоснованное, безо всякого замысла «решение», громко заявляя: «Я решил». Краев, Севрюков, Попов, Бозжанов и другие, лежа на земле, тихонько посмеивались над тактической безграмотностью Филимонова.

Нелегко человеку стать солдатом и офицером. Армия предназначена для войны, для боя. Для армии нужны не добрые «папаши», а строгие, требовательные командиры, которым отцы и матери доверяют своих «деток» с наказом: «Обучи, воспитай, взыщи, научи и веди в бой!» Не все люди одинаковы: одним достаточно сказать слово, другого надо убеждать, третьего не грешно и принуждать. Бозжанов, Краев, Рахимов, Севрюков, Степанов, Борисов, Танков и другие знакомые вам боевые товарищи мой упрек «Почему это не сделано?» переживали тяжелее, чем строгий выговор, а Ефим Ефимович Филимонов на одно «почему?» отвечал мне десятками «потому». Поэтому я никогда не задавал ему такого вопроса, а просто приказывал: «Сделать так... Доложить!»