Отрывок 112
Темная ночь. Наш штаб — в доме у железнодорожной будки. На полу чемоданы, портфели, планшеты, автоматы, парабеллумы, бинокль, компасы, телефонные аппараты и другие трофеи, привезенные Борисовым из Матренина и Рахимовым из района высоты «151,0».
В помещении, освещенном несколькими свечами, сидят дежурные телефонисты. Наш повар Файзиев в передней стряпает ужин. Синченко с Курбатовым сортируют трофеи. Командиры ушли выполнять отданные на ночь распоряжения.
Днем нас было много: рота капровцев, саперы, артиллеристы и мы. Авиация помогала нам. Горюны были мощным опорным пунктом на шоссе. За прошедший день боев это чувствовали мы сами, это испытал на себе и противник. Теперь мы одни. По существу, осталась лишь пехота с шестью маленькими противотанковыми пушками. Все остальные ушли к основным силам дивизии. Я писал боевое донесение. Меня раздражало, что оно получается длинным — целый отчет о боях за день. В конце донесения командир пишет о своем решении на дальнейшее, а в последнем пункте — свою просьбу к старшему командиру.
«Решил...» — начал я новую строку, но следующие слова не шли. Что я, собственно, решил, пока и сам толком не знал.
«Решил: продолжать упорно оборонять опорные пункты Горюны, Матренино, для чего высоту «151,0» оставить и высвободить вторую стрелковую роту. Гарнизон Горюнов усилить второй стрелковой ротой, первую стрелковую роту, оборонявшуюся в Матренине, усилить двумя станковыми пулеметами...»
— «Прошу вас...» — начал я новую строку...
Вошедшему Толстунову я прочел вслух текст донесения, делая ударение на словах предпоследнего пункта «упорно оборонять», «усилить». Видимо, в моем тоне, когда я произносил эти слова, звучала горькая ирония, которой не жалеют пессимисты или люди обреченные. Толстунов сказал:
— Ну что ж, правильно написано. Раз приказано упорно оборонять — какой может быть разговор?!
Я начал читать дальше:
— «Прошу вас...» — и запнулся.
— Ну, чего же ты просишь?
— Когда я начал писать «Прошу вас...», в это время ты вошел.
— Значит, я помешал тебе сформулировать просьбу?
— Просить-то нечего, Федор Дмитриевич, в этой обстановке.
— Правильно ты говоришь — ничего не проси. Ты думаешь, генералу легко нас одних здесь оставлять?..
Пришли Хаби Рахимов, Бозжанов, Борисов, Степанов. Они доложили, что распоряжения на ночь выполнены.
— Смотрите, ребята, — строго, с тревогой произнес Толстунов, — как бы люди не заснули. Ведь они за день боев уморились.
— Все предусмотрено, товарищ старший политрук, как следует быть, — прервал его Бозжанов и, нарочито коверкая отдельные слова, добавил: — Например, у меня в роте каждый пять человек — один группа, знашит, один отвешает за пять, а пять отвешает за один. Один стоит смотрит кругом, другой сидит не смотрит кругом, он не спит, смотрит на того, кто стоит и смотрит кругом...
— Значит, бодрствует? — прервал я его.
— Да, бодрствует, — подтвердил он, — а спит часа два, потом два стоит, один сидит, два спит...
Мы расхохотались, удивленные актерскими способностями Джалмухаммета.
112
ЗА НАМИ МОСКВА! ЧИТАЕМ ВМЕСТЕ
ЗАПИСКА